Олег Вьюгин: Шансы на эволюцию есть
Проблема России не в том, что у нас много сырья, а в том, что власть делит ренту вместо того чтобы развивать справедливую конкуренцию. В какую сторону должна развернуться политическая элита, смогу
За последние три года ментальность банкиров изменилась. Если раньше большинство из них ориентировалось на абсолютные цифры, прописывая в планах амбициозный рост прибыли и кредитного портфеля, планомерно наращивая долю рынка, то теперь количественная стратегия сменилась взвешенным подходом. В 2011 г. частные банки внимательно оценивают риски и самым ценным качеством считают позитивную динамику.
Как противостоять экспансии госбанков
Несмотря на то, что острая фаза кризиса пройдена, резкого увеличения объемов кредитования на банковском рынке ждать не стоит, уверен г-н Вьюгин: «Статистика показывает: спрос после кризиса не восстановился, доходы населения реально не растут». Причин две: инфляция и борьба с затратами на уровне компаний. Поэтому банкиры пока не рискуют массово раздавать кредиты. «Все-таки кредит выдается на перспективу роста доходов — так устроен долг. Мы занимаем у будущего, значит, должно быть это будущее», — аргументирует он.
— Сейчас правила игры на рынке формируют два фактора. Первый — после кризиса на балансах банков или их дочерних структур сформировались проблемные активы. При нормальной экономической ситуации — вопрос проблемных активов разрешится за несколько лет. Но, пока фактически, — их наличие может рассматриваться как определенный потенциальный вычет средств из капитала, что заставляет банки вести себя осторожно, сдерживая использование рычага и взятие новых рисков на капитал.
Второй фактор — кризис показал, что транзакционное кредитование, нацеленное на быстрое распределение кредитов по формальным критериям и захват максимальной доли рынка, всегда приводит к принятию повышенных рисков. Если перед менеджментом ставится задача любой ценой увеличить кредитный портфель на 40%, то понятно, что цена будет заплачена любая, в том числе и в виде снижения качества кредитного портфеля. Поэтому многие банки выбрали другие поведенческие форматы на рынке, и такиерадикальные задачи перед многими сегодня уже не стоят. Сегодня у банков более взвешенная задача — получение прибыли при контролируемом уровне риска.
Есть ощущение, что взвешенную стратегию выбирают только коммерческие банки, а государственные не слишком озабочены оценкой рисков, и по-прежнему активно кредитуют. Как вы относитесь к таким госструктурам?
— Мое отношение аналогично отношению любого человека со здравым смыслом. Если банк или любая другая государственная корпорация действует в конкурентной среде и не выполняет особые функции, которые не хотят выполнять другие агенты рынка, то она не должна быть государственной. В конкурентной среде присутствие любого элемента несправедливой конкуренции либо рождает неэффективность, либо приводит к полному вытеснению с рынка конкурентов и к монополии. В данном случае — к монополии госбанков. Стоимость пассивов Сбербанка примерно на 2 процентных пункта ниже, чем у других банков. Это искажает конкуренцию и приводит к торможению частного сектора. Поэтому и Сбербанк, и ВТБ должны быть ограничены в доле рынка и обязательно приватизированы.
Олег Вьюгин
Родился 29 июля 1952 г. в Уфе
Образование: в 1974 г. окончил механико-математический факультет; а в 1977 г. — аспирантуру Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.
Карьера:
1999 — 2002 гг. — ЗАО «Инвестиционная компания «Тройка-Диалог», исполнительный вице-президент.
2004 — 2007 гг. возглавлял Федеральную службу по финансовым рынкам Российской Федерации.
С мая 2007 г. — председатель совета директоров ОАО «МДМ-Банк»;
С 2009 г. — председатель совета директоров ОАО «МДМ Банк», созданного в результате объединения ОАО «МДМ-Банк» и ОАО «УРСА Банк».
Процесс вроде бы начался….
— Начался. Вопрос только в том, когда он кончится. Временных горизонтов пока не видно. Время, когда можно было бояться, что люди начнут забирать деньги, если банк перестанет быть государственным, — прошло. Многолетняя практика показала: население держит охотно деньги и в коммерческих банках. Тогда с какой целью государство присутствует в капитале Сбербанка? Ведь он действует как эффективный коммерческий банк и никаких специальных государственных задач не решает.
Некоторые международные банки уже не раз заявляли о желании уйти с российского рынка. Это негативный сигнал для нас?
— Это говорит о том, что инвестиции в розничный банковский сектор в России им невыгодны. Идет серьезнейшая экспансия госбанков. Зачем вкладывать в бизнес, где априори твоя рентабельность будет ниже? Лучше на эти деньги просто купить акции Сбербанка и ждать, когда он захватит весь рынок и курс его акций вырастет по этой причине.
Спасает то, что в регионах конкуренция ниже и экспансия госбанков там тоже ниже. Собственно, один из вариантов развития для частных банков — это работа в регионах. В частности, мы в Москву вкладывать не собираемся. Развитие идет только в регионах, где мы уже хорошо присутствуем.
Как вы относитесь к непрофильным компаниям, которые заходят на банковский рынок? Например, есть ли будущее у проекта «Связной Банк»?
— Это нишевый бизнес, широкого распространения он, скорее всего, не получит. Он может вырасти только на прорехах в законодательстве, создающих неравные условия надзора и конкуренции. В частности, Связной Банк — это не совсем банк, это продолжение функций платежного агента. Когда мобильная связь получила развитие, возникла идея альтернативных платежных систем. У этого бизнеса есть будущее, если законодательство будет отрегулировано более или менее разумно, но это будущее только в части проведения платежей.
РТС и ММВБ: к чему приведет слияние
В феврале 2011 г. начался процесс слияния крупнейших мировых фондовых бирж. «Таким образом биржи пытаются снизить свои удельные затраты на один листинг», — объясняет мотив слияния Олег Вьюгин. По его словам, объединение бирж позволит увеличить объемы торгов, установить более низкие тарифы и притягивать к себе больше эмитентов.
А каковы плюсы слияния российских РТС и ММВБ?
— В России мотив слияния пока внятно не озвучен. Тем более что прямая синергия не просматривается, продукты, разработанные РТС, не будут продуктами единой биржи и наоборот. Если так, то нельзя говорить о каком-то очевидном снижении издержек.
Причина в том, что и та и другая биржа — это вертикально интегрированные структуры с уникальной внутренней технологией проведения сделок и завершения расчетов. Сумма этих технологий не есть технология с более низкими издержками. Можно взять преимущественно либо одну, либо другую, но вместе с этим может произойти потеря продукта, восстановление которого потребует дополнительные затраты.
Где есть синергия, так это в эффекте объединения ликвидности на одной площадке. Пользователи биржи не должны иметь два терминала, держать ликвидность на двух площадках и хранить бумаги в разных депозитариях.
Сможет ли объединение бирж остановить уход российских эмитентов на «чужие» площадки. Или здесь проблема в другом?
— Само объединение, как было объявлено, будет проходить два-три года. Это, конечно, слишком долго. Вообще, наши эмитенты уходят на зарубежные площадки потому, что они хотят получить наилучшую ликвидность и весь спектр инвесторов, в том числе и консервативных, которые обыкновенные акции российских компаний на российских биржах не покупают. Эта пресловутая проблема, которую уже жуем лет семь, известна — не покупают, и все тут.
Проблема экономики не в «нефтяной игле»
Единственным столпом стабильности сегодня для российской экономики остается сырьевая составляющая. «Я не понимаю, почему у нас относятся к этому факту с неким презрением. Наоборот, это только плюс для нашей страны», — отмечает г-н Вьюгин. Другое дело, что политическая элита пока предпочитает делить ренту вместо создания эффективной экономики. Проблема российской экономики, по его мнению, не в том, что у нас много сырья, а в том, что у нас отсутствует справедливая конкуренция, которая является двигателем прогресса.
— В книжках по экономике для первого курса написано, что совершенной конкуренции не бывает. Если конкуренция совершенна, то должна быть нулевая прибыль у всех компаний, которые конкурируют на данном рынке. Это значит, что мгновенно происходит переход потребителя от одного поставщика к тому, у которого лучше цена. Поэтому цена сразу устанавливается на минимальном уровне и прибыли нет. Но прибыль у компаний есть, иначе бы не было смысла заниматься предпринимательством. Почему? У каждой компании в какой-то период времени есть свое ноу-хау — либо технологического, либо управленческого характера, за счет чего они снижают издержки и предлагают более конкурентный товар. Собственно, так происходит прогресс. Компании ищут нечто, что позволит им на какой-то период стать лучшими в своем секторе и временно как бы монополизировать рынок.
А теперь представим ситуацию, что в другом обществе можно монополизировать рынок административным путем. Например, убрать конкурентов с помощью милиционера. Тогда ничего не нужно создавать. Просто нужен милиционер с его властью. Нужно приватизировать силу государственной власти для создания преимуществ. В такой экономике никакие новые ценности для общества не создаются.
Следуя логике рассуждения, России при сегодняшней системе не нужны инновации?
— Собственно потребность в инновациях возникает, когда у компании нет никаких других способов заработать прибыль и монополизировать рынок. Зачем мне нужна инновация? Если я знаю, что, потратив 100 млн руб., я получу нечто, что мне позволит временно монополизировать рынок и получить прибыль, которая превысит затраты, то инвестиции в инновацию имеют смысл. Конечно, эту новинку уже через год будут использовать другие компании, и я потеряю монополию. В нашей стране есть хорошие идеи, проекты и даже опытные образцы, которые способны существенно повлиять на эффективность производства, но они не очень-то востребованы. Инновационный центр «Сколково» — это, конечно, хороший проект для интеллектуального упражнения, и если проект будет доведен до конца, то там будут созданы очень интересные новые технологии. Но от этого большой пользы для экономики не будет, если эта экономика останется невосприимчивой к инновациям.
А реально ли что-нибудь изменить и убрать этот административный барьер?
— Почему экономики одних стран в конкретные исторические периоды находятся на взлете, а другие, наоборот, стагнируют? Одна из причин — правильное определение подходящей модели развития, относительно которой формируется поддержка в обществе. Если система регулирующих институтов становится неэффективной, вступает в противоречие с потребностями развития, экономический рост начинает притормаживаться. И, образно выражаясь, в определенный момент экономика начинает стучаться в двери к регуляторам: «Тук-тук! Либо вы откроете, либо я найду другую дверь — на выход». Если экономика перестает расти, у людей перестают расти доходы. А поскольку в обществе всегда существует дифференциация доходов, то появляется целый класс людей, которые недовольны системой, потому что у них нет перспектив. Это уже социальная проблема. Начинается давление. Политическая элита спешит делать выводы. Появляется запрос на изменения и пресловутая политическая воля.
То есть в России может повториться арабский сценарий?
— Я считаю, что ситуация не так плоха — экономика России растет, но эффективность падает, и естественно, давление в сторону изменений будет расти. И мы это видим сейчас в политических заявлениях и в поведении президента, который делает совершенно внятные пассажи в общество. У нас сегодня геронтологический фактор в управлении не так серьезен, как в советском обществе последнего десятилетия, так что шансы на эволюционное изменение есть.
Василий Маринин