Михаил Прохоров: Создаю рынки для инноваций

Cегодня конкурентоспособность российской экономики находится на крайне низком уровне, считает МИХАИЛ ПРОХОРОВ. Усугубляет ситуацию и сокращение народонаселения. В таких условиях обеспечить рост ВВП — весьма непросто. Именно поэтому г-н Прохоров уверен, что как раз сейчас, когда стоит задача существенного повышения производительности труда, точность трудовых отношений и их соответствие современным реалиям должны быть максимальными. Без этого невозможно появление здоровой и мотивирующей инновационной среды. А чтобы она зажила, нужны успешные примеры. Причем такие, которые создают новый рынок. Например, автомобиль нового поколения.

Век нефти кончится пластиковыми пакетами

Говоря о своем нашумевшем детище — ё-мобиле, Михаил Прохоров вспоминает, что поначалу команда спроектировала машину размером с «жигули». Потом, когда в соответствии с концепцией авто, работающего и на бензине, и на газе, лишние детали (карданы, коробки передач) убрали, образовался метр свободной площади. «Нам удалось преодолеть противоречия между конструкторами и дизайнерами, потому что обычно они бьются за каждый сантиметр, — отмечает г-н Прохоров. — Мы на 40 см уменьшили длину и на 60 — увеличили салон. Соответственно это новый класс машин, мы его так и называем — ё-класс: сам автомобиль — небольшой, а салон — огромный».

На каком этапе сейчас реализация ё-мобиля?

— Недавно мы свой RnD-центр (НИОКР) разбили на два подразделения. Первое будет производить тот автомобиль, который уже есть, а второе — заниматься бесконечными улучшениями. Главная проблема заключается в том, что мы подняли огромную волну: количество рацпредложений, которые идут от наших изобретателей и инженеров, превышает всякий разумный предел. За последние несколько месяцев машина настолько улучшилась, что мы поняли: мы никогда ее не выпустим, если будем продолжать бесконечно совершенствовать. У нас есть конфликт внутри RnD-центра: те, кому надо выпускать автомобиль, дико завидуют тем, кто его улучшает.

Сейчас все идет по графику. Мы вышли на строительную площадку и в четвертом квартале 2012 г. запустим завод по производству 10 тыс. авто. Самое интересное, что на сайте нашего ё-мобиля уже 15 тыс. потенциальных покупателей, поэтому пока нам не нужно выстраивать продажную стратегию. С точки зрения драйва для меня это самый интересный проект. В некотором смысле он бросает серьезный вызов.

Почему вы считаете, что именно автомобиль может стать инновационным локомотивом
для российской экономики?

— Чтобы инновационная среда зажила, на мой взгляд, нужны успешные примеры. Причем такие, которые создают новый рынок. Инновации в России не идут, потому что в них нет потребности: старой экономике не нужны инновационные решения, скорее она заинтересована в модернизации — новый станок купить, улучшить производительность труда. Инновационная часть совсем другая. Здесь должен быть такой продукт, который постоянно конкурирует на мировом уровне. Автомобиль — это пик инновационных решений, в свое время он поднял Америку. Когда я заявил, что мы будем делать новый автомобиль, 90% людей сказали, что я сошел с ума. Это нормальная предсказуемая реакция. Нам реально повезло, потому что закончился столетний цикл доминирования двигателя внутреннего сгорания. Кризис подтолкнул к наиболее эффективным решениям, и переход на новый тип автомобилей неизбежен. И у нас есть возможность сделать что-нибудь в мировых масштабах. Да, в России всегда была ужасная механическая школа и металлообработка. А вот электротехническая школа всегда была очень сильной.

Большинство концептов мировых концернов — электромобили, а вы в качестве альтернативной энергии выбрали газомоторное топливо. Почему?

— Я не верю в электромобили. Но я хотел сделать машину, которая сохраняет энергию за счет разработок нашей электротехнической школы. Здесь мы все еще на уровне мировых стандартов. Вот смотрите — мы сразу делаем автомобиль, который работает и на газе, и на бензине. Я считаю, что будущее автомобилестроения — это газомоторное топливо. Во-первых, газа у нас запас на тысячу лет, а во-вторых, он экологически чистый. Понятно, что нефтяным компаниям и «Газпрому» бессмысленно вкладываться в инфраструктуру по продаже газомоторного топлива, если нет потребления газа. Здесь кто-то должен сделать первый шаг. Если выпустить чисто газовую машину, ее не будет никто покупать, потому что большинство заправок сегодня — на бензине. Как только появится наш автомобиль, это станет стимулом для нефтяных и газовых компаний переходить на более правильное топливо. В итоге стратегия такова: газа у нас много — он более экологичен и более дешевый, а «нефтянка» должна сконцентрироваться на нефтехимии. Можно ездить на разном топливе, а вот без пластикового пакета цивилизация умрет. Поэтому нефть уже сейчас надо экономить. Пока же 60% нефти идет на топливо.

Есть и второе преимущество у ё-мобиля: машина на 70% состоит из материалов, созданных на основе газа. Кузов, который мы делаем, состоит из полипропилена — это первый уровень передела газа с добавлением базальтовых волокон. Технология была придумана в 1970-х гг., а сейчас усовершенствована. Тут сплошь конкурентные преимущества: в электротехнике мы сильны, сложных механических деталей в автомобиле нет, а газа в России много.

В чем суть инновационной стратегии Михаила Прохорова?

— Моя стратегия заключается в том, что я человек практический и считаю: нужно сделать рынки, потребляющие инновационную среду. Они должны быть системными. Вот мы вместе с Чубайсом создали компанию «Оптоган», которая выпускает новые лампочки. Соответственно убедили государство сделать мягкую запретительную систему, чтобы перейти на более энергосберегающие технологии, но при этом не трогать население. Если на новые лампочки перевести все государство и крупные промышленные предприятия, то экономия, как мы подсчитали, будет равна трем Саяно-Шушенским ГЭС. Это системная задача. Автомобиль тоже создает новый рынок, рынок для инноваций. Моя стратегия проста: в те узкие места, где можно сделать прорыв, я инвестирую. Создай свой рынок, убеди государство в том, что он несет пользу, убеди в том, что законодательство должно под этот рынок поменяться. И это — движение вперед.

Возможна ли ситуация, что к вам приходит человек и говорит: «У меня есть гениальная идея — давайте ее воплотим»?

— Таких идей я получаю 20-30 в неделю. Но нельзя объять необъятное. У нас есть четыре инновационных направления. Если идея вписывается в них, то мы ее рассматриваем. Первое — автомобиль. Мы уже внесли в машину около 20 системных изменений в результате работы с инженерной изобретательской средой. Второе направление связано с энергоэффективностью. Еще я тихонечко веду направление, связанное с развитием спортивной медицины. Мы для биатлонистов готовим систему: смотрим, что происходит на мировом и на российском рынке, пытаемся внятно поставить техзадание. Пока я это делаю в качестве благотворительности, но, судя по тому, на какой стадии мы сейчас находимся, это может вылиться в очень интересный бизнес. И четвертое направление — биохимия, пока непубличное. Мы копим силы, потому что там должны быть реальные прорывы. Слияние химии с биологией может выдать новый интересный результат. Остальные идеи мы рассматриваем, записываем для себя на будущее и пока откладываем в сторону, потому что одной маленькой группе уже сложно — у нас 17 крупных проектов. Управлять тяжело становится.

Трудовой кодекс
со здравым смыслом

По мнению Михаила Прохорова, на сегодняшний день все трудовые отношения у нас в стране — образца середины прошлого века, в то время как весь мир и мы в большей части живем в постиндустриальной экономике. И если говорить о России как о конкурентоспособной стране в глобальном мире, то нужно понимать: Трудовой кодекс — это та вещь, которая должна стать социальным стимулирующим лифтом. «Люди должны стремиться хорошо работать и хорошо зарабатывать, иначе ничего не произойдет, — отмечает г-н Прохоров. — Поэтому мы поставили перед собой нелегкую и крайне непопулярную задачу».

— Когда меня попросили возглавить комитет РСПП по рынку труда и кадровым стратегиям, то мы сразу попытались составить систему конкурентоспособности, сравнивая нашу экономику с западной моделью и развивающимися странами. И быстро поняли, что мы не конкурентны в области трудовых отношений. Мы зависли между развитыми и развивающимися странами. У первых высокая производительность труда и соответственно высокие социальные стандарты. У вторых производительность постоянно растет, но социальные стандарты остаются низкими. В России все смешалось: низкая производительность труда и высокие социальные ожидания.

Для повышения производительности труда достаточно только внести изменения в Трудовой кодекс?

— Нет. Также нужно менять релевантное с ним законодательство — пенсионное обеспечение, социальное страхование и закон о занятости. Вся эта система законов должна стимулировать человека хорошо работать и много зарабатывать. Талантливый человек и хороший работник не имеет существенных преимуществ перед плохим. Простой пример. Даже если у вас высокая зарплата, при выходе на пенсию вы будете получать приблизительно одни и те же деньги — неважно, каким работником вы были. На такие деньги не очень можно жить. Это — явное противоречие, которое нужно исключить.

Российский Трудовой кодекс ориентируется на промышленных рабочих. Но уже сейчас в нашей экономике больше 50% занятости — сервисные специальности. Они отличаются тем, что их нельзя измерить. Здесь вступают в силу договорные отношения между работником и работодателем, а они не могут быть прописаны. Весь мир работает на договорных отношениях, высокопроизводительный труд — это труд свободного человека. Сейчас, например, не берут на работу женщин, потому что их права по некоторым позициям перезащищены. А почему бы не использовать систему дистанционных рабочих мест? Например, женщина — главный бухгалтер, родившая ребенка, вполне может, имея компьютер и удаленную сеть, делать баланс дома, когда ей первичные данные присылают по Интернету. Соответственно происходит экономия времени, не теряется квалификация. И проблема неработающих матерей — гигантская по стране — довольно просто решается.

У нас в стране часто увольняют людей
до истечения испытательного срока —
в целях экономии.

— Вы как раз своим примером подтверждаете, что нужны срочные договоры. У нас не идеальные работодатели. Они такие же, как работники: те и другие стоят друг друга, поэтому меняться придется вместе. Если рынок труда мобильный, то тот работодатель, который рабочие места не делает нормальными, просто разорится.

Приведу пример. Наступил кризис. Чтобы предприятие выжило, нужно уволить 50% сотрудников. Плохо? Очевидно. Но если их не уволить, то предприятие вообще закроется. Наш ТК в такой ситуации не работает. Что гуманнее: сократить 50% рабочих мест и пережить кризис или закрыть предприятие? Таких примеров очень много.

Сейчас мы пытаемся всех убедить в том, что в кодексе должны быть описаны ситуации, в которых через судебную процедуру работодатель сможет доказать, что были экстраординарные ситуации. Они необязательно должны быть связаны с мировым кризисом. Бывают кризисы отдельных отраслей. Вопрос в том, что надо четко прописать в современной экономике как ответственность работодателя перед работником, так и наоборот. Я не за то, чтобы было доминирование работодателя, я за нормальный баланс.

Разве в нашей стране возможно, чтобы закон работал от и до, без лазеек?

— Чем более закон понятен, тем он лучше. Вы же не знаете всех законов, но как-то живете. Главное в управлении крупной компанией или страной — здравый смысл. И Трудовой кодекс хочется написать с точки зрения здравого смысла. Не должно быть хорошо кому-то одному. Должно быть всем хорошо, иначе система не работает.

Переехать за границу стало дешевле, чем бороться здесь

Михаил Прохоров не видит ничего опасного в трудовых мигрантах: в любых странах непрестижные рабочие места обычно заполняются иммигрантами, и это — вполне нормально. Главное — законодательство должно быть гибким и, разумеется, отдавать приоритет своим гражданам. «У нас сейчас мобильность населения в семь раз меньше, чем, например, в Америке, в том числе из-за того, что дешевого съемного жилья нет. Если люди будут готовы с легкостью менять место работы, в России резко уменьшится стоимость квартир, потому что вырастет рынок найма», — отмечает г-н Прохоров.

Самый мобильный ресурс — трудовые мигранты. Но по отношению к ним Трудовой кодекс не работает.

— Мне кажется, трудовой миграции бояться не надо, ее просто нужно нормально структурировать. Есть очень узкий круг отраслей, работать в которых россияне точно не стремятся. Есть рабочие места, на которые нужна неквалифицированная рабочая сила. В любых странах эти места обычно заполняются иммигрантами, и это нормально.

Я помимо мигрантов упомянул бы о другом процессе — из России каждый год уезжает миллион человек! Причем уезжает так называемый up- и middle-класс, т. е. успешные люди. И эта проблема меня гораздо больше беспокоит. Я даже вывел для себя экономическую формулу: переехать за границу стало дешевле, чем бороться здесь. Вот это — ужасная история, ведь уезжают те, кто добился успеха, но они не хотят работать в своей стране.

Вы не раз заявляли, что России не хватает людей со средним специальным профессиональным образованием. Занимаетесь ли решением этой проблемы?

— На российском рынке труда складывается следующая ситуация: у 70% выпускников — высшее образование, у 30% — среднеспециальное. А рынку требуется обратная пропорция: 20% — с высшим образованием, 80% — со среднеспециальным. Нехитрый подсчет показывает: больше половины выпускников вузов никогда не будут работать по специальности. Вот такая катастрофическая ситуация.

Мы провели анализ рынка труда и подготовили концепцию развития до 2020 г. Отправили ее в разные инстанции, чтобы, по крайней мере, государство вместе с бизнесом сделало долгосрочный заказ и публично объявило: «Товарищи, хотите быть экономистами и юристами — замечательно. Но это — для души. А востребованные профессии — вот такие». Без серьезного обдуманного заказа государства двигаться вперед очень сложно, так как нам надо преодолевать стереотип, что успешный человек только тот, кто имеет высшее образование. Сейчас фрезеровщики и слесари шестого разряда зарабатывают несколько тысяч долларов. Но их просто нет, за ними стоят очереди.

Что для этого нужно изменить в системе среднеспециального образования?

— Гигантская проблема в том, что нужно менять вообще подход к ПТУ. С советских времен кто туда шел? Неудачники. Они получали там не только рабочую профессию, но и среднее образование. Надо разделить место воспитания трудных подростков с получением квалифицированной профессии. Выбирать рабочую профессию лучше во взрослом возрасте, после армии. В 20 лет человек может осознанно определиться с жизненным путем. Причем при современной системе обучения достаточно учиться всего полгода-год, чтобы овладеть базовыми навыками рабочих специальностей. Такая схема покроет 80% квалифицированных рабочих профессий.

Денис Давыдов