Владислав Кочетков: Альтернатива нефти — хай-тек и пшеница

Глава одного из крупнейших российских инвестиционных холдингов
«ФИНАМ», объединяющего одноименные инвесткомпанию и инвестбанк, управляющую компанию, страхового консультанта и учебный центр, скептически относится к предложенной властями инновационной модели, но верит в отечественное сельское хозяйство и фармацевтику.

«Сколково» — один
из худших вариантов

Амбициозный проект подмосковной «Силиконовой долины», который должен по планам правительства стать локомотивом инновационной России, по мнению Владислава Кочеткова, имеет ряд фундаментальных просчетов, которые похоронили «Сколково» еще на стадии разработки. Идеи технопарков тоже не оправдали вложенных денег и потихоньку затихли.

— Создавать аналог «Силиконовой долины» в Подмосковье с мегадорогой недвижимостью, дорогой рабочей силой — не вариант. Выглядит все это как очередное освоение денег, попытка построить потемкинскую деревню, чтобы показать Западу, как у нас красиво, что мы создаем бизнес-школу, вокруг нее парк высокотехнологичных проектов и т. д. Но нигде в мире искусственно это не делали. Чтобы их «Силиконовые долины» выросли органичными, Китай и Индия идут несколько по другому пути. Да, там биотехнологичные и ИT-кластеры формировались при поддержке государства, но не искусственно.

Я считаю, что Подмосковье — вообще один из худших вариантов, где это можно было создавать, потому что, с одной стороны, московская часть бизнесовой молодой элиты все-таки больше смотрит на Лондон и Нью-Йорк, куда, собственно говоря, активно и переезжает. С другой стороны, как я уже отметил, недвижимость в Подмосковье, наверное, самая дорогая в России. Если на этапе формирования американской «Силиконовой долины» любой студент мог недорого снять квартиру, то в «Сколково» это не получится. По большому счету, «Сколково» сегодня — это проект бизнес-школы для много зарабатывающих молодых специалистов, но именно наемных менеджеров, которые вряд ли когда-нибудь создадут свой бизнес: они уже наемники и дальше себя не мыслят. Ну откроют там офисы западные компании, им создадут условия, но полноценный самовоспроизводящийся центр там вряд ли получится. Его можно было создавать в Новосибирске, в Питере, где и недвижимость значительно дешевле, и люди есть. Питер ведь тоже эффективно работает как пылесос, притягивающий, подобно Москве, большое количество молодых специалистов, студентов из других крупных городов.

Конечно, хочется, чтобы и в Подмосковье что-то получилось, но не верю я в это.

Но там же создают комфортную зону для ведения бизнеса…

— Да, там проще его будет открыть, оформить, меньше требований к иностранным работникам. Послабления есть, но они не настолько существенны, чтобы обеспечить массовый приток кадров. Как я понимаю, сейчас мы хотим, вместо того чтобы воспитывать своих специалистов по технологиям, по управлению, по финансам, просто привезти западных, чтоб они что-то для нас делали. Но это не работает. Та же «Силиконовая долина» формировалась все-таки американцами, а индийцев, китайцев, русских уже потом начала к себе притягивать, когда был создан некий центр разработок. То есть «Силиконовая долина» генерирует проекты с нуля, дает им возможность развиться — потому что там есть менеджеры, есть технология, есть капитал. Мы пошли другим путем. Мы не создаем базу для новых проектов, мы надеемся, что нечто, существующее у них на Западе, они принесут и здесь наладят какое-то сборочное производство. Поля для венчурной деятельности у нас нет — это еще один из слабых моментов.

А что же тогда может быть локомотивом инновационных технологий в России?

— Пока локомотив у нас — это государство и имеющиеся у него ресурсы. С одной стороны — РОСНАНО. С другой — государство пытается стимулировать инновации в крупных компаниях. У «Газпрома», «Роснефти», РЖД есть установка создавать и поддерживать инновации. И они искренне пытаются это делать. И действительно появляются интересные разработки. Но здесь возникает вопрос налогового стимулирования инноваций, потому что на одном
РОСНАНО инновационную экономику не сделаешь. Министр финансов Алексей Кудрин заявлял, что нужно поддерживать инновации, налоги снижать, но отделить инновации от неинноваций непонятно как. Причем есть большая проблема — самовоспроизводящийся цикл инноваций основывается на малом и среднем бизнесе, а он у нас, мягко говоря, недоразвит.

А как вы относитесь к идее технопарков и бизнес-инкубаторов? Может быть, они как раз смогут стать неким островом, который и будет заниматься инновационной деятельностью?

— Идея технопарков, к сожалению, сейчас зашла в тупик. В мире они существуют. У нас же большие средства были выделены на строительство, но, как выяснилось, либо площади стоят недостроенными, либо построили, а технологий не найдут. Более-менее живой технопарк — в Елабуге, ориентированный на КамАЗ. Про остальные ничего слышать не доводилось, кроме скандалов о том, что из зданий пытались сделать бизнес-центры класса А. Такое впечатление, что не было там больших успехов. Особые экономические зоны, создаваемые в конкретных регионах под конкретные проекты, вполне могут развиваться и успешно существовать. Другое дело, что любое налоговое стимулирование на отдельно взятой территории чревато злоупотреблением, соответственно, должен быть специальный контроль, для того чтобы это не стало очередной площадкой для осваивания денег, ухода от налогов. Под это можно же спокойно двигать какой-нибудь «инновационный» алкоголь, «инновационные» сигареты и т. д.

Пшеница вместо нефти?

По мнению Владислава Кочеткова, у России есть два альтернативных варианта развития, которые полноценно могут снижать нефтяную зависимость экономики. Первое — это как раз прорыв в инновационной сфере, второе — сельское хозяйство. Причем в обоих направлениях у России есть все шансы занять нишу в мировой экономической системе. Однако в ближайшее время локомотивом экономики страны останется углеводородное сырье.

— Пока у нас был и остается один локомотив — нефть. В условиях, когда рынки перенасыщены ликвидностью, когда население растет и энергоемкость экономики не снижается, есть определенный технологический тупик — нефть еще долгое время будет основным локомотивом. А дальше уже вопросы перераспределения нефтяных доходов, диверсификации экономики, создание новых точек роста. Но пока никаких изменений не видно. У нас в стране и до кризиса часто звучала точка зрения, что мы сырьевой придаток, но, мол, у каждого своя ниша, и сырьевой придаток — это тоже нормально, жить можно. Кризис показал, что так жить нельзя. И диверсификация просто необходима.

Каким образом?

— Первое глобальное долгосрочное направление — развитие высоких технологий. Пример того же РОСНАНО, который начал системно направлять существенные средства на современные технологии. И Россия здесь по многим направлениям может быть лидером на мировом рынке. Кроме того, есть достаточно много интересных направлений в вузах, есть очень интересный сегмент — оборонные НИИ, где побочно создается куча разработок гражданского направления, только их на рынок вывести нельзя. Потому что у них все секретно. Задел есть очень хороший, нужно только отрегулировать систему.

Второе глобальное долгосрочное направление, как ни странно, — традиционное сельское хозяйство. Население мира растет, соответственно потребление продовольствия тоже. Земельные ресурсы же ограниченны. Причем на фоне дорогой нефти часть этих ресурсов перепрофилируется под биотопливо — рапс, сахарный тростник и т. д. Мировой тренд — рост цен на продовольствие. И пшеница может быть и будет не менее перспективным товаром, чем нефть. Следовательно, Россия должна развивать традиционный АПК, который еще с 90-х гг. по-хорошему восстановиться так и не смог. Есть прорывы по определенным направлениям при условии грамотного рынка, то же самое бройлерное птицеводство, но в целом сельское хозяйство в плохом состоянии. Огромное количество земель, причем хороших, плодородных, даже на юге не используется.

Какие российские территории будут наиболее востребованы в плане развития сельского хозяйства?

— Наиболее перспективные места на юге страны. Юг России — это Ростовская область, Краснодарский край. Также Центральное Черноземье. Самарская и Саратовская области — зоны рискованного земледелия, тем не менее выращивание пшеницы здесь развито, и эти регионы остаются интересными для инвесторов. Ну и Сибирь, где огромные территории, достаточно удобные климатические условия для производства пшеницы. К тому же там рядом крупнейшие потребители — Китай, Япония, страны Юго-Восточной Азии.

Сельскохозяйственная отрасль,
в отличие от нефтяной, по вашему мнению, будет в руках частников?

— Я полагаю, что эту нишу займет все же частный бизнес. Потому что государство, как показывает практика, все-таки не стремится занимать сильные позиции в сельском хозяйстве. Другое дело — какого формата частный бизнес, потому что мы в свое время пытались развивать фермерство, хотя объективно основной объем производства и в царской России, и в советские времена приходился на крупные хозяйства, достаточно масштабные агрохолдинги, которые могли консолидировать ресурсы, закупать современное оборудование и которые имеют возможность за счет крупных объемов поставок получать более выгодные цены. Вот почему я считаю, что это будет бизнес крупных частных компаний. Фермеры останутся, особенно в южных регионах, где им будет проще выживать за счет более высокого плодородия и более мягкого климата. Но большая часть — до 80% производства пшеницы — будет приходиться на крупные холдинги, причем их будет не так много, максимум несколько десятков.

Больные россияне —
хороший рынок

Среди развивающихся отраслей, по мнению Владислава Кочеткова, очень хорошие перспективы у фармацевтики. Особенно в силу того, что государство взяло курс на импортозамещение. «Есть готовность поддерживать финансово отечественную фармацевтическую промышленность, и я думаю, что это направление будет одним из наиболее динамично растущих», — подчеркивает президент ИК «ФИНАМ».

— Мы считаем, что в ближайшие пять лет эта отрасль в России может расти на 15-20% в год — и это очень хорошая динамика, потому что во всем мире фармацевтика растет всего на пару процентов. Конечно, своих разработок у нас не так уж много, но и это не проблема. Недавно я встречался с представителем индийской компании, которая собирается производить аналоги востребованных западных препаратов, только в разы дешевле. Это и есть азиатская модель, по которой мы можем идти. Сами они ничего не разрабатывают — берут технологию, налаживают дешевое производство и снабжают им население Индии, Китая и других стран.

Западная модель — это достаточно развитый бизнес небольших компаний, которые проводят исследования, создают нечто новое, доводят до определенной стадии, после чего приходит так называемая «большая фарма» — пятерка крупнейших производителей — и скупает разработки. Потом доводит до ума, регистрирует и выводит на рынок. В России этих небольших структур, которые занимаются разработкой инновационной фармацевтики, практически нет, поэтому и инновационных разработок немного. Я считаю, что российская фармацевтика будет развиваться в значительной степени за счет дженериков — сегодня это быстрорастущий сегмент, который рано или поздно насытится, но пока задел еще есть.

Существует мнение, что лобби западных фармацевтических корпораций мешает зарождению в России своих сильных игроков.

— Наоборот, последние законы идут не в пользу западных корпораций. Компаниям становится выгодней производить свой продукт в России — стоимость импортных препаратов будет расти. И получается, что при наличии оригинального препарата, очень дорогого, и дженерика часть российского населения, особенно небогатого, будет переориентироваться на дженерики. Плюс система обеспечения лекарств будет связана в первую очередь с продукцией отечественных компаний. Поэтому, может быть, и есть иностранное лобби, но оно сейчас далеко не в лучшем положении.

Василий Маринин